православие

В 1874 году 6 (18) марта в Киевской губернии родился русский философ Николай Александрович Бердяев. Его отец — офицер русской армии, дед — генерал, победитель Наполеона. Мать — аристократка. Семья сделала Бердяева помимо его воли внутренне аристократичным. Он следил за своим внешним видом и эстетически относился к другим. Николай Бердяев поступил в кадетский корпус, чтобы подготовиться к воинской службе. "Я, — вспоминал Бердяев, — не любил корпуса, не любил военщины, всё мне было немило". В 6 классе он оставил корпус и стал готовиться к поступлению в университет. Тогда-то у него и появилось желание сделаться профессором философии.

Бердяев хотел быть таким, каким его замыслил Бог. А Бог замыслил его, как он полагал, философом. Как это можно было узнать? По внешним признакам. В 14 лет он уже прочёл "Критику чистого разума" Канта, "Философию духа" Гегеля, произведения Шопенгауэра и Ницше.

— Андрей Владимирович, насколько на ваш взгляд актуально создание или формализация так называемого русского мировоззренческого канона? — Мне кажется, этот вопрос назрел давно. Он начал активно решаться с середины XIX века, с дискуссии между славянофилами и западниками, с трудов наших великих писателей Достоевского и Тютчева, философов Данилевского, Леонтьева и Соловьева, с картин передвижников (особенно Сурикова), с русской музыки в лице Глинки, Мусоргского, Римского-Корсакова. Этот процесс можно назвать началом систематического цивилизационного самосознания России.

Российская философская мысль и позднее над этим работает, но потом процесс тормозится, потому что восторжествовали идеи, далекие от задачи цивилизационного самосознания России: социалистические, либерально-демократические, пришедшие с Запада и приведшие, кстати говоря, к двум великим российским трагедиям XX века: к социалистической революции и к так называемой «перестройке», носившей либерально-прозападный характер. И вот сейчас мы возвращаемся на новом уровне к необходимости наконец-то осознать себя в качестве особой цивилизации